Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Впереди виднелись высокие мачты кораблей, мощные стены форта: "Здесь он и лежит, Ворон. Вместе со своей "Святой Марией", как и положено моряку. И Черная Джо с ее Исааком — тоже. Два десятка кораблей они сюда привели, только все равно — сожгли эту Сару-Мирьям, и двоих ее сыновей. Вот, — он вышел на маленькую, вымощенную брусчаткой площадь, и остановился, — прямо здесь. Плаза де лос Мартирес, так и называют ее. Между собой, понятно".

Иосиф, на мгновение, закрыл глаза: "Господи, да как же она вынесла все? И то, что с младшими сделали, сыну-то ее маленькому всего шесть лет было".

Он встряхнул головой. Пройдя мимо таверны дона Фернандо, Иосиф направился к маленькому, беленому дому, что стоял у деревянного причала. "Ее светлость герцогиня Белла тоже — тут жила, — Иосиф улыбнулся, — а потом из монастыря в море сбежала. Как Джо. Очень надеюсь, что она уже дома".

Иосиф иногда видел ее во снах — она стояла у штурвала, высоко подняв коротко стриженую голову, шерстяной шарф бился на ветру, вокруг белой шеи, и пахло от нее — солью и свежестью. Она поворачивалась, распахнув большие, светло-голубые глаза, и улыбалась — так, что ему сразу хотелось подойти, положить руки на ее стройные плечи, и больше никуда не отпускать.

Он просыпался. Глядя в бесконечную, черную ночь тропиков, слыша шуршание моря, он ласково, едва слышно говорил: "Дура".

Иосиф открыл дверь и рассмеялся — Ратонеро лежал в крохотной передней. Завидев его, с достоинством поднявшись, пес лизнул ему руку. Из кухни пахло жареной рыбой. Аарон сидел за грубым столом, склонив голову, углубившись в чтение. Иосиф повертел в руках маленький, искусно вырезанный деревянный кораблик, что лежал на подоконнике: "А у нас ведь ни одного распятия нет на стенах. Противно было вешать. Если придут…, Да кто придет, мы уже той неделей и отплываем, в госпитале я расчет получил".

Аарон поднял глаза. Забрав у Иосифа игрушку, юноша почесал за ушами Ратонеро, что уже появился на кухне: "Сегодня чуть ли не десяток таких продал, детям они нравятся".

— Руки у него золотые, конечно, — Иосиф заглянул ему через плечо: "Мы же с тобой эту главу уже читали".

— Я для себя, — смуглые щеки юноши чуть покраснели. "Сейчас обедать будем, улов сегодня отличный".

Они ели. Аарон, одной рукой держа книгу, косясь на Иосифа, вспомнил испуганный голос плантатора Наси.

— Хорошо, дон Иосиф, — Наси вытер пот со лба, — еврейские могилы мы перенесем к нам на кладбище, только вот кому это делать, свободных рук нет…

— Я сам все сделаю, — сказал Иосиф, закатав рукава рубашки, поведя мощными плечами. "Аарон уезжает со мной, не след оставлять могилы его предков без присмотра".

— Но там, же еще индейцы… — пролепетал Наси. "На его кладбище…, Куда их?"

— У вас есть нееврейское кладбище, я видел, — хмуро ответил мужчина. "Там они и будут лежать. Все, больше я это обсуждать не хочу. Завтра приведу каноэ с останками".

— И охота вам этим заниматься, — буркнул Наси ему в спину.

Иосиф увидел перед собой зеленую, влажную траву амстердамского кладбища, серые надгробия, и небольшой камень с высеченной надписью: "И вложу в вас дух Мой, и оживете, и помещу вас на земле вашей, и узнаете, что Я, — Господь. Мирьям Кроу, дочь Авраама".

Он, тринадцатилетний, взял отца за руку: "Папа, но ведь я помню, ты мне говорил — маленькая Мирьям погибла там, в море. Очень далеко, на юге. Значит, ее прах привезли сюда, в Амстердам?"

— Конечно, — пожал плечами Давид Мендес де Кардозо, — так положено. Чтобы она лежала со своей семьей. Это герцогиня Белла сделала, я тебе о ней рассказывал".

Иосиф повернулся. Глядя на плантатора, — он был выше на две головы, — он жестко сказал: "Это мой долг, как еврея, вот и все".

Иосиф усмехнулся: "Вкусно ты готовишь, дорогой Аарон Горовиц. Давай, — он собрал тарелки, и, сложив их в деревянный таз, залил водой, — я посуду помою, и будем заниматься".

Уже в сумерках Иосиф вышел на порог дома. Погладив Ратонеро, он полюбовался бескрайним, вечерним небом: "Найду Эстер, и довезу Аарона до Иерусалима. В конце концов, хоть на Святой Земле побываю".

Он вдохнул запах соли. Закрыв глаза, Иосиф увидел перед собой ее — высокую, тонкую, стоявшую, в сумраке ночи, на речной пристани. "Она уже в Лондоне, — сердито сказал себе мужчина, — брось, забудь, куда там — ты еврей, а она все-таки леди Холланд".

Ратонеро клацнул зубами. Иосиф согласился: "Спать пора". Уже запирая дверь, он взглянул на набережную — какой-то монах — высокий, с поседевшей головой, стоял к нему спиной, вдалеке, всматриваясь в темное, с редкими огоньками море.

В монастырской библиотеке было прохладно. Джованни, оторвавшись от чертежей, подошел к раскрытому окну. Перед ним была вся Картахена — темно-красные, охряные черепичные крыши, перечеркнутые свечами колоколен, коричневые стены форта на холме, темно-синее, волнующееся море.

— Красивый город, — подумал он. "Жаль, что я тут ненадолго. Только приехал из джунглей и пора в Боготу отправляться, а оттуда — в Лиму, в университет. Мост отличный получился, — он наклонился над столом и пристально посмотрел на тонкий, искусный чертеж. Раз теперь есть типовой проект, что я сделал — местные инженеры и сами справятся".

Большой, черный ворон сел на каменный подоконник. Склонив голову, закаркав, он взглянул на Джованни. "Ворон, — вспомнил мужчина. "Отец Бернардо мне говорил — тут какой-то англичанин погиб в гавани, давно. Так его звали".

Джованни поморщился — он не любил такие мгновения, как будто где-то там, в голове, проскальзывал луч солнечного света. Он пытался увидеть темный закоулок. Солнце тут, же исчезало, и голова начинала болеть — тупой, постоянной болью.

Он помассировал длинными пальцами затылок. Вздохнув, Джованни взглянул на портрет, что висел над большим камином белого мрамора.

Монах, в простой коричневой мантии, с большим наперсным крестом, строго смотрел на него серыми глазами.

— Брат Пабло, глава трибунала священной Инквизиции в Картахене, — прочел Джованни надпись на медной табличке внизу рамы. "1648–1724. Non nobis Domine"

— Он был безжалостен к еретикам, брат Пабло, да упокоит Господь душу праведника, — раздался сзади мягкий голос. "Именно он добился, чтобы у нас учредили отдельный трибунал. Третий, после Лимы и Боготы. При нем больше трехсот человек признались в своих заблуждениях и раскаялись".

Джованни молчал — он никогда не знал, что говорить в такие мгновения. "Ересь, — подумал он, — я ведь слышал уже это слово. В Пондишерри, в Индии. Там говорили, что местные жители — еретики, потому что они не верят в Иисуса".

Он перекрестился на распятие темного дерева: "Должно быть, брат Пабло был святым человеком".